Из музыкальных школ и госучреждений приходят новости: выкидывают старые пианино и рояли. Самым диким образом. Списывают — означает: рубят, ломают, сжигают. «Списанное» -чаще всего далеко не рухлядь. Инструменты сами по себе — не всякому доступны по цене. Казалось бы: почему нельзя хотя бы передать их тем, кто в них нуждается? Потому что так предписано множеством инструкций. Свое отношение к проблеме, касающейся не только учащихся музыкальных школ, — у выдающегося мастера по настройке и ремонту клавишных, в том числе старинных инструментов Алексея Ставицкого.
Алексей Ставицкий: Идет массовая замена старых пианино и роялей на новые. Если пианино еще иногда меняют на отечественные (их немного), то рояли, самая затратная часть, почти на сто процентов — импортные. Причем замена происходит по законам, принятым десятилетия назад. Поэтому сотни и тысячи пианино и роялей уходит сейчас на слом, в помойки. Это правило надо срочно менять — на законодательном уровне.
Это же знакомая история. Помню, как в одном агентстве с получением компьютеров когда-то выбрасывали из окна с третьего этажа прежние пишущие машинки. Хотя сотрудники умоляли отдать им эти прекрасные «Оптимы». Мы будто в параллельных мирах. Что с этим делать?
Алексей Ставицкий: Как минимум, создавать инвентаризационные комиссии. С участием опытного реставратора, пианиста и специалиста по финансовой оценке. Вы не представляете себе: среди списанных встречаются музыкальные инструменты не просто годные для употребления, но особо ценные, буквально на федеральном уровне! Потому что многие старинные рояли можно выставлять на аукционах, определив их цену.
И какую же?
Алексей Ставицкий: От нескольких десятков тысяч рублей до нескольких миллионов. Недаром во многих залах стараются сохранить старые рояли «Эстония», «Москва», «Красный Октябрь», звучащие лучше, чем новые «Блютнеры» и «Ямахи».
Кто мешает их сохранять?
Алексей Ставицкий: Невозможно противостоять финансовому лобби в стремлении освоить десятки, а то и сотни миллионов рублей. Рекорд поставил Псков: там «Стейнвей», стоивший со всеми растаможками 110-120 тысяч долларов, купили за… 170 тысяч! Вот такая накрутка. А потом его через некоторое время «случайно» подожгли.
А почему Псков покупает «Стейнвей»? Отечественного уже ничего нет?
Алексей Ставицкий: В России с начала 2000-х годов концертные рояли не производятся. Последней держалась «Лирика».
А «Михаил Глинка» почти за два миллиона рублей?
Алексей Ставицкий: Это кабинетный рояль с китайской начинкой. Все, что выпускается, это «международное» творчество, все запчасти — импортные, всё, кроме, может быть, деревянного корпуса.
Как же обидно: ведь в XIX веке Россия делала свои оригинальные инструменты. Один «Беккер» чего стоил.
Алексей Ставицкий: Яков Беккер достиг таких высот, что его роялями комплектовались консерватории; «Беккеры» стояли почти у всех основоположников русской музыки: Мусоргского, Римского-Корсакова, Балакирева, Стравинского, Чайковского. Он был самой надежной и любимой маркой в России. Рояль изготовлялся полностью вручную из лучших пород дерева, с многоступенчатой проверкой владельцем. Он в какой-то степени загадка: инструменты делали в Петербурге, где огромная влажность, а ведь для них нужна была высокая степень сушки! Ипредставьте себе, некоторые «Беккеры» с оригинальными колками держат строй с 1860-х годов! Рояль из моей коллекции полтора года простоял на боку, а потом я его вынес на улицу для концерта open air. И почти не пришлось настраивать. А ему 120 лет.
— Так надо срочно отыскивать эти инструменты.
Алексей Ставицкий: Да?! Последние годы я где только не искал «Беккеры»! Но они все пропали. И отчего? Да как всегда: у нас обожают антикварную «рухлядь» поменять на свежее ДСП. Их просто уничтожили, как ледокол «Ермак», как паркет в старинных усадьбах, как изначальный бой курантов на Спасской башне. Любим мы привечать иностранные фирмы. В 60-е годы в Москве был конкурс роялей — «Бехштейна», «Стейнвея» и «Красного Октября», и наш занял второе место. А теперь закупают и тащат вагонами лишь отлично полированные китайские инструменты.
Когда же схлопнулось наше производство?
Алексей Ставицкий: Первый раз фабрики закрыли в 1918-1923 годах. Потом в СССР постепенно восстановилось производство на базе «Красного Октября», после войны даже разразился бум. Но в 1986 году по загадочным для меня причинам произошел сбой. Начался дележ собственности, и «Октябрь» исчез. Убейте — никто не знает почему.
У вас в коллекции 110 экземпляров, вы даже открыли в Рыбинске единственный в России Музей клавишных инструментов. Может, у вас это профессиональное: мол, музейное лучше современного?
Алексей Ставицкий: Видите ли, старинные инструменты отличаются… состраданием к пианисту. Новые пианино и рояли имеют грубую, калечащую руки пианистов составляющую: это так называемый «вес» клавиатуры. В начале XIX века пианист при нажатии использовал «вес» максимум 12-25 граммов. А теперь мы пришли к 50 граммам и более.
Как же это могло случиться?
Алексей Ставицкий: Виноваты деньги и только деньги! В течение века ради сборов и окупаемости концертные залы увеличивались, рояль рос в длину, а с ним росли и толщина деки и струн, вес молотков, усиливались ударные свойства роялей… Но ведь вот что: у меня в коллекции есть детское пятиоктавное пианино «Ростов-Дон» 1960-х годов, в котором клавиатура облегчена до уровня XIX века. Советские инженеры думали о детских руках, их сохранении. И такие пианино делали не только в Ростове-на-Дону, но и в Горьком, Москве, Ленинграде. Специально для детей. Хотя взрослых уже не жалели.
Но как-то же пианисты приспособились?
Алексей Ставицкий: А вы не слышите?? Их же заранее, как штангистов, нацеливают на поднятие рекордных тяжестей.
Да, «поднятие тяжестей» для музыки оказалось во многом убийственным.
Алексей Ставицкий: Причем вы буквально чувствуете, насколько исполнителям это неудобно. Ведь даже самые разыгранные, разбитые современные рояли для пианиста гораздо менее податливы, чем старинные. Но именно на них проходили занятия и становление современных пианистов. Раньше для исполнения Листа и Шопена, Брамса и Бетховена требовалось намногоменьше сил для нажатия клавиш. А теперь и стар и млад, и студенты и лауреаты поднимают лишние тонны в миллионах звуков.
Вот почему говорят, что быть пианистом — не женское дело! Действительно, как бы мог хрупкий Шопен играть на современном рояле? Когда мы с вами слушали поляка Януша Олейничака на отстроенном вами рояле «Блютнер» 1868 года, было очевидно, насколько современные инструменты искажают его мазурки и ноктюрны.
Алексей Ставицкий: Конечно, это был рояль более податливый, с ровным звуком. А сейчас как учат? Подавать звук в большой зал. В XIX веке такие залы только начинали проектировать… А ведь в музыке важно совершенно другое. Попробуйте на старинном клавикорде, предшественнике фортепиано, поиграть на кухне в хрущевке — в коридоре уже не слышно. Потому что на нем музицировали в небольших залах с очень хорошей акустикой. Звучание было от пяти пиано до меццо-форте…
… а сейчас — от меццо-форте до пяти форте! До чего же дойдет-то?
Алексей Ставицкий: Я уверен, человек все больше ищет покоя и умиротворения. Миллионы пианино и роялей, созданных с применением «барабанной» технологии, уступят место менее громким инструментам с мягким и тянущимся звуком. Какие были в XIX веке.
Советские инженеры думали о детских руках. И такие пианино делали не только в Ростове-на-Дону, но и в Горьком, Москве, Ленинграде
Этому будет способствовать и то, что мы вошли в эпоху исполнительства на исторических инструментах и их копиях. Разве такие рояли менее важны, чем скрипки Страдивари и Амати? Не все пока это понимают. При надлежащем уходе срок использования роялей не ограничен. В 2018 году в Варшаве прошел Первый международный конкурс Шопена на исторических инструментах. Играли на роялях 1837 и 1842 года. Кстати, кстати, победил на нем Томаш Риттер, ученик нашеговыдающегося пианиста Алексея Любимова.
И все-таки: как же лучше организовать спасение и передачу старых инструментов туда, где они очень нужны?
Алексей Ставицкий: Надо аккумулировать их на складах, свозить на сборные пункты, а не разбивать на помойке. Раздавать частным реставраторам. Или всем, кто хочет бесплатно получить их и восстановить за свои деньги. Двести лет российские фабрики создавали, сохраняли, пестовали, поддерживали рояли, возводившие огромное здание нашей музыкальной культуры. Теперь пришло время помочь этим трудягам и сберечь их!
