В середине 1990-х я написал очерк о капитане Гернете — герое русско-японской войны и полярном исследователе. Гернетом восхищался Горький, а повесть о нем написал Паустовский. И повесть, и сам Евгений Сергеевич Гернет были на полвека забыты после того, как легендарного капитана арестовали и отправили в ссылку, где он умер.
Вскоре после публикации о Гернете я получил письмо от 90-летнего доктора географических наук Олега Павловича Чижова — гляциолога и полярника. Еще в советское время Чижов вернул в научный оборот теорию оледенения Евгения Гернета и переиздал его книгу «Ледяные лишаи».
В письме Олег Павлович благодарил меня за публикацию и поздравлял с присвоением имени капитана Гернета проливу в Карском море. Я был по-мальчишески счастлив. Впрочем, догадывался: связь между моим очерком и появлением имени Гернета на карте скорее всего увидел лишь добрый старый профессор.
Через несколько лет Олег Павлович Чижов умер. А недавно я узнал об ученом-гляциологе, поэте и барде Дмитрии Чижове. Он родился 55 лет назад, 31 июля 1965 года, в Туапсе. Первые уроки игры на гитаре Диме дал Владимир Ланцберг. Любимым писателем мальчишки стал Владислав Крапивин. Потом они подружились, и Крапивин подарил Диме солдатиков. Они оказались очень стойкими. Живут у Диминой мамы до сих пор.
Еще учась в МГУ, Дима рвался в самые трудные экспедиции. А в 1988-м поехал спасателем в разрушенный Спитак.
В 1993 году Дмитрий Чижов погиб в Приэльбрусье. Тогда на научную базу МГУ сошла лавина. Диме было 27 лет.
Конечно, узнав о Диме, я вспомнил об Олеге Павловиче, но тут же подумал: однофамильцы. Мало ли на свете добрых Чижовых.
Год назад Вера Павловна, мама Димы, прислала мне свою книгу «О моем сыне». В ней стихи Димы, письма, дневники, фотографии. И только из этой книги узнаю: Дмитрий Чижов — внук полярного исследователя Олега Чижова.
Так замкнулся один из кругов жизни. Так сошлись звезды.
Дима говорил: «Если бы я не хотел так моря и поэзии, я бы стал астрономом…»
Из дневника Димы Чижова
«…Иду домой, с надеждой купить что-нибудь к чаю. Запутываюсь в бесчисленных стройках, заборах и помойках, попадаю неожиданно к тому месту, где лет десять назад я целовался с Н. Это была моя самая романтическая любовь. Сначала синее море и желтый песок, лунные дорожки, убегающие к горизонту. Июльский ливень, извергающийся на буйство зелени Сочинского дендрария, сиротливые крики павлинов; мы — мокрые и счастливые.
Потом комнатушка, снятая за 10 рублей у глуховатой и этим бесценной хозяйки. И, наконец, уже здесь, на этом месте, — зима, холодные щеки в сосульках слез.
Вы думаете, я буду вам рассказывать о любви? Нет, не буду. Я отряхиваюсь от воспоминаний и выхожу к истокам Тверской. Мне нравится разглядывать встречных. Особенно девушек и милиционеров. С девушками понятно — они милы. На милиционеров я смотрю пристально потому, что мне совершенно непонятно, как можно быть милиционером. Дворником — понимаю. Ночным сторожем — понимаю. Даже прапорщиком! Но милиционером — не понимаю. Я смотрю на них с удивлением всю жизнь. Но это личное, не судите строго…»
1992 год
Стихи из рюкзака
* * *
Тихий шелест ночей,
Небо книгой распахнутой вечности.
Мир, конечно, ничей…
Всё же каждого — до бесконечности.
1984
Ветры
Ветры дули
Предвоенными баллами,
Но щетинились стволами
Дзотов ульи.
Снег ли, пух ли
Вьется в ошалелом вальсе.
Стыли сухожилья пальцев,
С хрустом пухли.
Стук ли скул ли
В обескровленную память.
Мы ж своими черепами
Гнули пули.
Смел ли, мог ли
До врага добраться первым.
Криком скрученные нервы
Ныли, глохли.
Мост ли, трап ли
Перекинутый в забвенье.
Документ на искупленье —
Крови капли.
1987
Северная весна
Небо в заплатках палевых.
Остров седой, как лунь.
Арктика, море Лаптевых.
Белая ночь. Июнь.
Любовь
Любовь моя непохожа
На тихий, уютный рай.
И ей не прожить на ложе
Под сенью стенного ковра.
Ее надо мчать бесконечно
И северным ветром обвить.
Тогда она будет — вечной.
Поверишь такой любви?..
Всякие мелкие дрязги я
Сбрасываю со щита,
Самое страшное — разная
Наших сердец частота.
* * *
Эта дорога раскручена в небо
Ржавой спиралью верст.
Эту дорогу заносит влево
Мартовский горький ост.
Эта дорога разбита на части —
Завтра, Сегодня, Вчера.
Очень заманчива, хоть и отчасти
Эта дорога стара.
Но эта дорога раскручена в небо
Силой хороших встреч,
Надо ль просить у нее и требовать
Близости губ и плеч?
Эта дорога раскручена в небо
Грустью весенних дней.
Нам ли бояться грядущей небыли,
Если идем по ней?..
1990
